– Может, вы двое и пошли бы. Но Мировой со своими людьми и Анчар – нет. Зачем им? Слишком опасно, а деньги мертвецам не нужны. Поэтому я так обозначила цель: Грязевое озеро, граница Могильника. А дальше, решила, разберусь на месте. В конце концов, многие утверждают, что в места вроде Могильника лучше наоборот – в одиночку, тихо.
Никита встал, прошел к корме плота, глядя на юг, откуда мы приплыли.
– Эй, напарничек! – позвал он, не оборачиваясь. – Так что там с этой самкой контролера все же?
– А что с ней… – откликнулся я. – Такая жирная низкорослая тварюка, похожа на уродливую старуху, которая вот прям сейчас умрет от переедания.
И она, выходит, через всю Зону за ними топала… а потом и за нами?
– Если артефакт нужен кому-то, кто и вправду мутантами по всей Зоне командует, то он, выходит, ее и поднял из лежбища.
– Так из какого лежбища-то? Где они, эти самки? Почему их никто не видел раньше?
Никита присел на бревнах лицом к острову. Теперь все смотрели на меня.
– Потому что их мало совсем, – сказал я. – Во всяком случае, я так понял. Контролеры и их самки – как муравьи и муравьиные матки. Сколько приходится муравьев на одну матку? Сотни, тысячи? Я не знаю…
– Так чиво, у них и муравейники есть? – прогудел Хохолок недоверчиво.
Я покачал головой.
– Не думаю. По-моему, на всю Зону – не больше десятка самок. Каждая сидит где-то в глухом месте. Как оплодотворение происходит – не знаю. Может, в нужный сезон заглядывает на огонек молодой сексапильный контролер. Или у них какой-нибудь партеногенез. Не знаю. В любом случае физически самки очень слабые, передвигаются с трудом. Потому защищаются иначе – могут рассылать ментальные импульсы, страх. Тот, кто подходит к самке, либо в панике убегает, либо с ума сходит. Самки как зеркало, пси-зеркало – они сами боятся всех чужаков и отражают свой страх им же. Помнишь, кстати, что с Анчаром происходило, напарник?
– Крыша у него поехала, – ответил Пригоршня. – А что? Ты ж сказал, у него артефакты в башке, в глазу то есть? Ну вот они как-то резонировали от излучений самки и мозг ему того… буравили.
– Да, но тут еще одно. Он кричал, что какая-то тварь в него пролезть хочет, гнал ее от себя, помнишь?
– Да, видно, ему казалось, что самка в него и… Я покачал головой.
– Так-то оно так, да не так. Очень уж у него в тот момент знакомые интонации были. И еще когда он вопил про Зону, про тварей… Слышал я все это уже. Потом долго пытался вспомнить, где слышал, от кого. И вот сейчас вспомнил. От Полковника.
Никита нахмурился.
– Нет, не помню такого.
– А я с трудом, но начал вспоминать. Раньше мы с ним пару дел имели, покупали, кажется, что-то у него. А потом зацепились по какому-то поводу, и вроде он нас преследовал. Но подробности не могу пока вспомнить. Главное другое – Полковник фанатиком был, Зону ненавидел, мутантов.
И разговаривал специфически. Так вот Анчар перед смертью так же говорить стал. Будто это он не самку ощущал, не из-за нее у него крыша ехала – а будто сознание Полковника в него пыталось вселиться.
– Во бред! – сказал Никита, и эти слова напомнили мне что-то… будто я раньше уже слышал их от него, может, это была его любимая присказка.
Ну ладно, Полковник там, самка, то, се… что дальше делать будем? – Он шагнул с плота на берег. – Назад пойдем, напарничек? Но там ведь самка эта, говоришь, выжить могла… – Пригоршня поглядел на Катю, которая, подняв голову, окинула нас всех взглядом.
– Помогите мне добраться до него, – тихо попросила она. – Помогите если не спасти брата с Опанасом, то хотя бы убить его. Этого… Хозяина мутантов. Кто бы он ни был.
– Я с тобой! – вдруг объявил Хохолок, приподнявшись, и хлопнул Катю по плечу так, что она чуть не упала на бок. – Я ж тебе обещал, что охранять буду, э? Главное теперь чиво? Все, кто померли, они остаток своих денег не получат. Ты их, значит, между нами четырьмя разделишь. Так?
– У меня не очень много денег, – сказала она.
Хохолок махнул рукой, встал и с деловым видом направился к растущему в центре островка деревцу, бормоча что-то про «добрую дубинку». Катя перевела взгляд на Болотника, тот ответил:
– Достаньте еще угольков. И наста. Тогда я быстрее поправлюсь.
– Достанем, – сказала Катя, выпрямляясь. – А вы двое? Химик, Пригоршня, что вы решили?
Сам бы я еще долго сомневался и обдумывал ситуацию, прикидывая и так, и этак, что менее опасно – идти без оружия в глубину Могильника или возвращаться навстречу, возможно, до сих пор живой самке контролера, – но я видел, что напарник уже все решил. Он смотрел на рыжую такими глазами… Нет, это была не любовь, но что-то очень близкое к ней. А возвращаться в одиночку было уж точно равносильно самоубийству, и поэтому я молча пожал плечами. Пригоршня, наблюдавший за мной, ухмыльнулся и кивнул Кате. Болотник попытался сесть, и напарник вдруг сказал:
– Замри!
Все уставились на него. Болотник лежал неподвижно.
– Только что вспомнил! – сказал Никита удивленно. – Братан, я тебя видел где-то. Недавно совсем. Ты в такой же позе лежал и тоже сесть пытался, кажется, на песке, на склоне песчаном… Вот я увидел и вспомнил. Но ты же… ё-моё!
– Что? – спросил Болотник глухо.
– Братан, ты же умер тогда! – прошептал Никита. – Ведь я помню, точно, ты погиб, меня щас как водой окатило… погиб, можно сказать, у нас на руках, Химик, ты помнишь?
– Нет, – сказал я. – Хотя мне тоже кажется, что я раньше его знал.
Несколько секунд Болотник глядел на нас, потом с трудом сел.
– Нет, – сказал он. – Вы потеряли память, я – нет. И я никогда в жизни не видел вас двоих. Хотя видел кое-что другое. И это наверняка как-то связано…